Ушедшая Москва

На картинах художника Сергея Глушкова, чаще всего, изображена Москва. Но город не современный, а XVII века, изобилующий особняками, купеческими домами, тихими двориками, куполами церквей, описания которых остались только в архивах. Мы встретились с художником в Центре детского творчества «На Вадковском», где он преподает, и поговорили о том, как Сергей расписывал Храм Христа Спасителя и чем вдохновляет его в XVII столетие.

Когда Вы поняли, что хотите рисовать именно такие картины и именно в таком стиле?

− Если начинать издалека, нужно будет отметить, что я не москвич − родился далеко от Москвы и вообще европейской части России. Однако в нашем роду были петербуржцы, декабристы (моя бабушка − правнучка одного из участников восстания 1825 года). После событий на Сенатской площади моего предка сослали на Восток, там он и остался.

Я родился на Сахалине, но мне бабушка всегда рассказывала про Москву, про Кремль. Я очень любил рисовать Спасскую башню, кремлевские звезды, так что любовь к этому городу воспитывалась во мне с самых малых лет. Поэтому рисовать Москву для меня было естественно. Что  же еще писать? (улыбается). Другого такого близкого и родного города для меня нет, хотя до определенного возраста я тут не бывал. Это потом уже стал проводить много времени в Москве (у меня здесь жили многие родственники); очень любил ходить в Кремль.

Когда Вы первый раз оказались в Первопрестольной?

− В достаточно юном возрасте – наверное, лет в шесть.

А когда начали рисовать?

− Позже, гораздо позже − после армии. А до этого вообще хотел быть краснодеревщиком: заниматься резьбой по дереву, строгать, пилить… И в школе этим увлекался. По мере взросления я общался с людьми, которые занимались работой по дереву, в том числе с резчиками, и они мне все в один голос говорили: «Как же ты будешь что-то делать, если элементарно не умеешь рисовать?» Потом я действительно понял, что фраза «рисунок в основе всего» − это не пустые слова, и чтобы резать, нужно придумать и нарисовать какой-то орнамент, ведь резать по «чужой руке», быть простым исполнителем совсем не хотелось. Поэтому я пошел к знакомому художнику, брал частные уроки рисования и постепенно втянулся.  Позже поступил на художественно-графический факультет Московского педагогического института.

Впрочем, в юности хотелось быть не только краснодеревщиком, но и археологом (в такую пору жизни весь мир хочется объять, во всем себя попробовать). Я с детства очень любил историю. Помню, еще ребенком построил из пластилина крепость − точную копию одного из европейских замков, чем очень удивил родителей.

Получается, в своем нынешнем занятии я соединил живопись и историю с археологией.

У Вас не было ностальгического чувства по отношению к городу, в котором Вы родились?  Не хотелось рисовать его вместо Москвы?

− Нет. Я уехал оттуда довольно рано, в одиннадцать лет. Это был такой абсолютно советский город, без всяких архитектурных достопримечательностей или исторических памятников − одни пятиэтажки. Кроме природы, в тех местах рисовать было нечего.

Вы рисуете виды Москвы XVII века. Изображая то или иное здание, берете информацию из исторических источников или полагаетесь на фантазию?

− Я ищу сведения в библиотеках, архивах, с друзьями обмениваемся исторической информацией. Единственное, что приходится додумывать, − это здания, о которых не сохранилось никаких сведений. Тут приходится заниматься исторической реконструкцией: рисуешь не так, как в голову придет, а именно в русле традиций, которые были в том столетии. А так – все на своих местах. Я стараюсь делать все по историческим документам.

А по старым рисункам образ старой Москвы изучаете?

− И по ним тоже. Москву рисовали, в основном, иностранцы − всякие заезжие купцы и так далее. Им это все было в диковинку. Причем раньше нельзя было рисовать Кремль − это был военный объект, поэтому гости рисовали его уже по возвращении в свою страну, по памяти. И конечно, если мы сейчас посмотрим на эти рисунки, то должны будем констатировать, что они выглядят несколько, как я называю, «мультяшно»: пропорции совсем не соблюдены.

Почему Вас вдохновляет именно XVII век?

− Потому что это расцвет Московского государства, это допетровская Русь: мы объединили три ветви русского народа − Белую, Малую и Великую Русь, создали мощную православную державу, Русское царство стало могущественным, мощным, с нами уже стала считаться Европа. Но самое главное для меня как для художника – то, что в ту пору развился и укрепился наш русский стиль в архитектуре. И я хочу сохранить и донести его до наших потомков.

А современность у Вас вызывает интерес?

− Не вызывает ничего, кроме сожаления. Это просто жесткий город, во многом неудобный для людей; он не вдохновляет.

Даже старые районы Москвы?

− Старые районы вдохновляют, но их очень мало. Центр Москвы испорчен − рекламные щиты, новодел, заборы, неухоженные деревья...

Как в художественном смысле изменились храмы по сравнению с XVII веком?

− На мой взгляд, прежде было лучше.  В ту пору заказчики, меценаты – люди глубоко верующие − делали все обстоятельно, на совесть. В настоящее время нередко спешат, чтоб соответствовать строительным планам, порой делают «подешевле и побыстрее». Это все накладывает отпечаток и на облик храма.

Бывают удачные моменты, но это чаще связано с реконструкцией той или иной старинной церкви, когда приглашают профессиональных архитекторов, которые ведут надзор за работами…

Можете привести пример хорошей реставрации?

Например, храм Большого Вознесения. Как замечательно там пристроили колокольню!

Как Вы думаете, с точки зрения архитектуры церкви заметны сегодня в городе?

В центре – да. В центральной части Москвы есть храмы, которые являются доминантами, их видно из многих точек. А бывает, загораживают новоделом, рекламными щитами… И тогда церковь стоит в городе, а ее совершенно не видно из-за «леса» современных строений − торчит только маковка.

Наверное, когда собираете материалы к очередной картине, узнаете и немало интересных историй о том или ином московском храме… Не могли бы Вы рассказать какую-нибудь из них?

−  У меня есть картина «Хитровский дворик», на ней – Никольский храм, что в Подкопаях (или в Подкопаеве). С ним связана интересная история. Почему Подкопаев?  Есть разные варианты, и вот одна из легенд: московский купец обнищал, влез в долги и не знал, что ему делать, тогда к нему во сне явился святой Николай Мирликийский и сказал: «Сними мою ризу в Никольском храме, продай ее, и на эти деньги ты рассчитаешься с долгами». Купец так и сделал. А когда дела «пошли на корень», то есть стали идти хорошо, он заказал новую ризу, более дорогую. А другая история говорит, что, наоборот, место называется Подкопаями, потому что воры подкопали стену и одного из них засыпало в этом подкопе.

Как, по-Вашему, должен выглядеть современный храм?

− Я не вижу ничего плохого ни в барочном стиле, ни в стиле «русский модерн». А может быть и деревянный сруб – как угодно.  Это всего лишь форма. Главное ведь, что за этим стоит; нужно, чтобы была вера в людях. А так, я считаю, что приемлемы все стили и направления, кроме, разве что, постмодернизма, когда храм строят из стекла или клееной фанеры – тут уже, на мой взгляд, весь сакральный смысл исчезает.

В чем Вы видите основную проблему, с которой сталкиваются сегодня верующие?

− Очень сложно хранить веру, жить согласно ей, потому что сейчас очень многое нам навязывают (из газет, рекламы, телевидения) − в первую очередь, потребительский образ жизни. И, конечно, это всех заражает. Все люди живые, слабые − кто-то искушается. Раньше не было такого количества, такой силы воздействия соблазнов, как сейчас. И они растут, как снежный ком, с каждым годом. Нынешняя ситуация не предусматривает вообще никакой веры – людям предлагается полный материализм: зарабатывай больше, живи одним днем, бери от жизни все.

Вернемся к картинам. Какие направления и какие художники Вас вдохновляют?

− Вся наша классическая русская школа. Виктор Михайлович Васнецов, Василий Иванович Суриков, Алексей Петрович Боголюбов − вся эта плеяда. Но больше даже не они вдохновляют, а Москва. Старая Москва с ее традициями, с ее богатой культурой и историей.

У художников я учусь мастерству, они вдохновляют на работу: когда посмотришь выставку хорошего живописца, то самому хочется взять кисть и писать.

Вы принимали участие в росписи Храма Христа Спасителя, это ведь огромные площади. Расскажите, сколько времени потребовалось на эту работу?

− Мы расписывали год, весь 1999-й. Там работало очень много интересных художников, целая международная бригада: были в том числе и сербы, и греки, и даже эфиопы. Приятно было с ними общаться.

А по каким образцам работали?

− Сохранились фотографии того еще, первого, храма, по ним роспись и восстанавливали. В некоторых местах, как кажется, получилось даже лучше. В некоторых – может быть, хуже.

Кстати, почему Вы детям преподаете керамику, а не рисунок?

− Как-то друг позвал вести занятия по керамике, и меня это увлекло. Я уже одиннадцать лет тружусь в Центре детского творчества. Смена деятельности помогает, а то все время рисовать устаешь. Мне нравится лепить, нравится работать с детьми. Я раньше хотел кому-то постарше преподавать, комплексовал, что детьми не справлюсь. А сейчас смотрю, что творится со взрослыми людьми, с подростками (улыбается), и прихожу к выводу, что с детьми намного приятнее работать – они чисты сердцем. Бывают, конечно, трудные дети, но, в общем, они очень открытые и у них много чему можно поучиться. 

Какие сюжеты в будущем планируете писать?

− Все мои творческие планы касаются только Москвы. Другие города тоже интересуют, но на них просто нет времени.

У меня есть идея написать уникальные места в Москве, которые никто не видел.

Почему не видел?

− Потому что их давно разрушили – даже никаких фотографий не осталось, а виды действительно потрясающие. Если, даст Бог, это удастся сделать, будет здорово.

Беседовала Алена Михайленко