Игра со смыслом

Длинное предисловие. Моя «творческая» карьера началась в середине 80-х с работы у академика Георгия Георгиева. Того самого, кто занимался исследованиями в области молекулярной онкологии и чьи сотрудники разрабатывали такие важнейшие проекты, как идентификация царских останков или генетическое установление отцовства. Нет, я никогда не занималась генетикой ни даже микробиологией, а вот к семье Георгия Павловича имела определенное отношение, поскольку дружила с его дочерью Соней, что позволяло общаться со всей семьей не только в Институте молекулярной биологии, но и дома. И однажды разговор зашел о теории Дарвина, о том, что его учение советской наукой трактуется неверно. Тема никого не удивила, поскольку почти все гости, а также дети академика работали вместе с ним. Спорили горячо, шумно и уже напоследок, когда никому не хватало аргументов, обратились к молчавшему все время дедушке Сони. В ответ он, совершенно не смущаясь, сказал, что не может участвовать в дискуссии, поскольку в данном вопросе совершенно не разбирается. Этот урок я запомнила на всю жизнь: не стесняться признать свое несовершенство. И, как вывод, говорить лишь о том, что знаешь наверняка. 

Или, как сказал великий Вуди Аллен в своем фильме «Пули над Бродвеем» (1994), «пиши о том, что знаешь». Поскольку так вышло, что я в некоторой степени разбираюсь в кинематографе, да и время удачное – Московский международный  кинофестиваль, я попробую на основании кино задуматься о подмене смыслов, идей и, как результат, вольной их интерпретации, а то и перевирании. Звучит несколько пафосно, но что поделаешь, если обсуждение этих вопросов постоянно присутствует в нашей жизни в том или ином контексте и делать вид, что их нет, было бы глупо.  А 35-й ММКФ действительно пришелся как нельзя более удачно, ведь во время церемонии открытия первый приз - «За вклад в мировой кинематограф» - был вручен одному из самых интересных  режиссеров в истории кинематографа, проживающему во Франции греку Коста-Гаврасу.

Его уникальность доходчиво в паре фраз разъяснил вручавший награду режиссер Владимир Наумов: «В творчестве Коста-Гавраса совмещаются две вещи, а это очень редко бывает: это движение истории и человек с его интимными человеческими свойствами. Коста проникает внутрь человека, которого иногда сметает история, а иногда он ее побеждает». В ответном слове – чрезвычайно важном в данном контексте – Гаврас тоже объяснил свой метод: «Я понял, что с помощью кино можно обнажить скрытое. Это был самый важный урок».

Обнажить скрытое. Но – как? И – ради чего? Ради какой великой цели? Не случайно слова о снимании покровов Гаврас предварил словами о том, что сначала он долго учился, в частности, на русской литературе, музыке, живописи, и лишь потом понял, что слово «искусство» применимо и к кино. Что и там при определенном усердии можно показать внутренний мир человека, сочетая его с событиями исторического масштаба. О чем промолчал Коста-Гаврас (просто потому, что ему в силу его воспитания и образования такие вещи не приходили в голову) – это то, что «обнажить скрытое» не означает вывернуть наизнанку.

А, кажется, именно этим и занимается современный кинематограф, напрочь лишенный корней – препарирование ради того, чтобы привлечь внимание зрителя любым возможным образом. Конечно, речь не о блокбастерах из разряда «Трансформеры» или «Люди Икс»  - их аудитория давно завоевана, и отнюдь не постижениями исторических либо человеческих тайн. Речь идет о тех фильмах, что относятся к разряду авторских. 

Сначала препарировали любовь. Любовь к людям, к Богу, к другу, семье. Собственно, ее до сих пор расчленяют на самые нереальные составляющие – оказывается, страшно интересно наблюдать за тем, как в кадре мучаются, подергивая лапками, те, у кого достало сил любить. Но их непременно надо поместить в самые дичайшие условия. Затем настало время для спортивных историй (почему-то эту тематику особенно любят балканские страны: прикрывая слащавой историей о мальчике, мечтающем стать великим футболистом, вытаскивать грязное белье его семьи на всеобщее обозрение). Мир христианский, мир мусульманский, жизнь, смерть…

В итоге в программу ММКФ включены фильм «Иуда» - современное и своеобразное прочтение  повести Леонида Андреева «Иуда Искариот», «Наслаждение» - о том, как детские травмы повлияли на физиологию и психику военного фотографа, «Халяльная лавка» - о мусульманах-фундаменталистах в Монреале, «Дефлорация Эвы ван Энд» и, конечно, великий Ульрих Зайдль со своей трилогией «Рай: Любовь», «Рай: Вера», «Рай: Надежда», препарирующий европейцев через нарочитый примитивизм их сознания… Я, кстати, совершенно не ханжа и не лицемер,  мне понятны в кино любые сцены, сюжетные линии – при условии, что они обоснованы, что они не ради того лишь, чтобы поразить зрителя режиссерской внутренней свободой под лозунгом «Все на продажу».

Замечу, я говорю о кино, потому что вижу его. Напомню, сквозь призму кино я пытаюсь пропустить другие категории. И ММКФ в этом плане - лишь бледная тень Канн (где в этом году главный приз взял фильм о «настоящей любви» двух юных дев), Берлинале,  венецианского Мостры. А те, в свою очередь, примечательны тем, что отражают, считывают интересы, уклад, устои современного общества. И – соответственно – интерпретируют их на свой вкус.

Но  есть еще одна категория фильмов, на мой взгляд, самых опасных в своей сути. Это те, что сняты по мотивам литературных произведений. Хитрость тут заключается в самой формулировке «по мотивам», позволяющей любые вольности с сюжетом, со смыслами, заложенными автором книги. Они могут быть даже сделаны весьма талантливо, как в случае с сериалом ВВС «Отец Браун», первый сезон которого пришелся на начало 2013 года.

Мало того, что канал ВВС сам по себе является гарантом достаточно высокого качества,  первым номером в строчке «сценаристы»  указан Гилберт Кит Честертон.  Для меня как, вероятно, для многих ценителей творчества Честертона этих двух параметров оказалось достаточно, чтобы заинтересоваться фильмом. Первая серия называлась «Молот Господень». И буквально первые кадры заставляли усомниться в том, что я в здравом уме и твердой памяти.

Даже если опустить тот факт, что отец Браун ни по одному из внешних параметров не походил на образ, созданный знаменитым христианским писателем, оказалось, что это рассказ об убийстве молодого красавчика Нормана Боэна (по описанию Честертона «крупного, породистого пожилого животного… Его бы назвать белокурым, с львиной осанкой; только синие глаза его запали так глубоко, что стали черными щелками. К тому же они были чересчур близко посажены. Его висячие желтые усы были очерчены косыми складками от ноздрей к подбородку: ухмылка словно врезана в лицо») с плотной демонстрацией всех пороков жертвы, о которых лишь по касательной упомянул Честертон, сосредоточившийся далее на духовном состоянии как убийцы, так и отца Брауна. Но будто мало было создателям сериала интимных подробностей, неожиданно оказалось, что главный герой – католический священник – с пониманием и сочувствием относится к… роману Боэна с его другом.

В следующих сериях зритель узнавал, что отец Браун милосерден к адюльтеру, с очевидным удовольствием отпевает собачек, всем своим видом демонстрирует, что индуизм ему куда ближе «измельчавшего» христианства… Конечно, начать с «остренького», для разогрева интереса. Потом можно и слегка снизить градус, тем не менее, проявив недюжинную изобретательность в живописании приключений католика в Британии, для одних создав священника похожим на не в меру любопытную старушку мисс Марпл, для других – совершенным либералом мысли и действия. Для третьих показав равнодушного (и, порой сомневающегося) католика, да еще обожающего мистические, необъяснимые чудеса уровня фокусов факиров из цирковых повозок.

Замысел стал совершенно понятен: привлечь зрителя из всех социальных слоев, пытаясь угодить каждому. Кроме того, вести себя сегодня  нужно политкорректно, не злить ни современного зрителя, ни заказчика, и тогда сериал гарантировано просуществует еще несколько сезонов. И всем угодишь: себе -  гарантированным заработком, ВВС – рейтингами, зрителям…

Помню, как еще в моем детстве папа с переводчиком рассказов Честертона Стефаном Красовицким не раз обсуждали его умение видеть не мистику и не пустое, а Бога во многом, везде и, не стесняясь, заявлять об этом. Угодить, быть политкорректным, уступчивым – то, чего патер Браун НИКОГДА бы не стал делать. Любить Бога – безусловно. Как священнику принимать людей в их слабостях и грехах – да, никоим образом не попустительствуя. И он никогда не совершил бы поступка, который шел бы вразрез с его верой – этим, в частности, и ценен этот герой книг Честертона. 

Что ж, порой нам - тем, кто смотрит почти все кино, появляющееся на экранах, - остается радоваться, когда фильм сделан плохо, поскольку чем выше  качество сценария, операторской съемки, игры актеров, тем больше его вред. Ведь к качественному продукту доверие куда больше.

Такое кино.

Мария Свешникова