Потому что Бог шел… Все-таки…

Путь в Церковь у кого-то может быть почти мгновенным – почти как в прорубь прыгнуть, а потом, едва переводя дух от захватывающего ощущения новой – бесконечной – жизни, стараться жить так, чтоб не потерять его в привычных житейских перипетиях. У кого-то эта дорога может быть очень длинной, и чем ее удастся завершить – Бог весть. О своей дороге рассказывает Сергей Уткин.

Помните завещание Андрея Тарковского – снятый уже в эмиграции фильм «Жертвоприношение»? Его, несколько муторный, вязкий, медленный, затянутый и тяжелый, стоит смотреть хотя бы ради финала. Финала, в котором мальчик по завету пропавшего в больнице и в безумии дедушки своего тащит ведерко воды к сухому дереву, веря, что оно, как в предании, однажды зазеленеет, оживет. А голос за кадром произносит: «В начале было слово. И это слово было "почему?"»

Мне задали вопрос. Этот же. Почему ты ходишь по храмам? Говорят, Господь терпел, и нам велел. Но Он не был смиренным «терпилой», как выражаются любители жаргона. Нет! Он гонял торговцев из храма, нес исцеления людям, тащил свой крест и судьбу. Есть такой прекрасный фильм Абеля Феррары «Мария», в котором бунтарь-режиссер снимает по сюжету кино о Христе, о библейской истории. Перед премьерой его приглашает в студию на телевидение журналист, которого накануне избили участники уличной банды, у которого родился тяжело больной ребёнок и жена в таком состоянии психологическом, что ей пока никак нельзя говорить о несчастье: она и так на грани безумия. И вот киношник кричит запальчиво: «Просто понимаете, когда вас распинают…» «А Вас распинали?» – тихо задает ему ключевой вопрос телеведущий. Тот не находит, что сказать, начинает нести какую-то лукавую чушь, что это фигурально, образно и т.д.

Нет, нас не распинали. Вернее, по Высоцкому: «А в 33 распяли, но не сильно…» И пока мы живы, надо помнить, кто и что мы по сравнению с ранами Христовыми. Ибо Христос – это тоже душевная рана и боль. Боль о распятой любви. Об убитом человеколюбии. Но чудо Воскресения символично. Когда после горестей и тягот человек не отступает от добра, добротолюбия и продолжает, по «Сплину», «гнуть свою линию», это маленькое воскресение теплоты в твоем сердце.

Как там пел «Крематорий»: «Я тоже лежал в окровавленной ванне…» Я тоже. Но что это? Ему досталось больше. Много больше. А потому жаловаться нам совершенно не на кого. Не на что. Ведь главное в том, что Он не был достоин той казни на Кресте. А мы? Быть может, отчасти все наши мелкие душевные распятья справедливы. Мы не безгрешны. Но важно лишь то, достоин ли ты наказания. Или всё же зло несправедливо. И то, о чем писал Маяковский: святое чувство, когда «лишь я один голос свой не вмешивал в вой ему»…

Я не крещен. Но только лишь потому, что я не ищу в крестике оберега. Я хотел бы беречь и его, и веру. Быть достойным имени христианина. Достойным своего Бога. А это труд, стяжание чистоты. Человек не всесилен, но кто-то заметил, что «быть человеком – значит стараться быть им». И вот в этом старании и стремлении к подлинно человеческому в себе человек красив. И чем чаще мы в действиях обретаем это подобие Божьей любви, милосердия, тем приятней, милей ты себе и тем, кто, возможно, понимает, в чем дело. Как устроено бытие. И личное. И общества.

В юности можно казаться себе несчастным. Но это проблема невежества. Когда ты видишь судьбы людей, когда ты читаешь книги или смотришь биографические передачи, видишь, как же доставалось людям. И что им на веку доставалось. И не только на Руси. Но и вообще. В мире.

Вот думаешь порой: это было несправедливо. А потом ты осознаешь, что много несправедливости и много несправедливых, но высшая справедливость есть. И все, что тебе выпадает, – препятствие, невзгода или радость – всегда справедливо, пока ты сам стоишь за справедливость. Божью. И человеческую.

И когда подступает апатия, carpe diem memento mori, и помни, что Бог шел... Все-таки… А он знал не меньше нашего о том, как обстоят дела в Римской империи и Ершалаиме…

Сергей УТКИН